Филип Дик - Когда наступит прошлый год [litres]
Он нашел главный вход в здание, достал листок и в очередной раз попытался запомнить имя и фамилию девушки. Доктор отыскал нужную кнопку среди одинаковых рядов на медной пластине и энергично, в стиле Джино Молинари, нажал ее.
Из динамика раздался слабый голос, на мониторе над кнопками появилось микроскопическое изображение.
— Да? Кто там?
При столь большом уменьшении он не в состоянии был различить лицо девушки, не мог сказать о ней ничего конкретного. Однако голос ее был глубоким и низким. В нем чувствовалась осторожность женщины, которая живет одна, но он казался теплым и приятным.
— Джино Молинари просил вас навестить, — сказал Эрик.
— Вот как? — беспокойно переспросила она. — Навестить меня? Вы уверены, что речь идет обо мне? Я встречалась с ним только один раз, и то мимоходом.
— Могу я зайти на минутку, мисс Гарабальди? — спросил Эрик.
— Гарабальди — моя прежняя фамилия, — ответила девушка. — Теперь я работаю на телевидении и пользуюсь фамилией Гэрри. Патриция Гэрри.
— Позвольте мне войти, — сказал Эрик. — Пожалуйста.
Послышалось жужжание. Эрик толкнул дверь и вошел внутрь. Вскоре лифт доставил его на пятнадцатый этаж. Он остановился перед входом в квартиру и даже автоматически поднял руку, чтобы постучать, но дверь была уже широко распахнута.
Он увидел улыбающуюся Патрицию Гэрри в цветастом фартуке. Темные волосы падали ей на спину двумя косами. У нее был изящный подбородок, а губы столь темные, что казались почти черными. Черты ее были столь идеальны, словно демонстрировали переход гармонии и симметрии человеческого тела на новую ступень совершенства. Он понял, почему девушка работает на телевидении. Подобная внешность, подчеркнутая энтузиазмом любителей пива на калифорнийском пляже, пусть даже притворным, могла свалить с ног любого зрителя. Она была не просто симпатичной, а потрясающе красивой, единственной в своем роде. Эрик смотрел на девушку и предрекал ей долгую, полную успехов карьеру, если только война не станет причиной какой-либо трагедии в ее жизни.
— Привет, — весело сказала она. — Вы кто?
— Меня зовут Эрик Свитсент. Я работаю в медицинской команде Генерального секретаря.
«Вернее, работал, — мысленно добавил он. — До сегодняшнего дня».
— Можно выпить с вами кофе и поговорить? Для меня это многое значит.
— Странное начало знакомства, — сказала Патриция Гэрри. — Но почему бы и нет?
Она повернулась, взмахнув длинной мексиканской юбкой, и направилась по коридору в сторону кухни. Он пошел за ней.
— Я даже уже поставила кофеварку. Почему мистер Молинари посоветовал вам меня навестить? По какой такой причине?
«Неужели девушка может так выглядеть и при этом не понимать, что сама по себе уже является немалой причиной?»
— Что ж, — начал Эрик. — Я живу в Калифорнии, в Сан-Диего.
«И кажется, снова работаю в Тихуане», — подумал он.
— Я хирург-трансплантолог, Патриция. Или Пэт? Могу я называть вас так?
Он сел на скамейку возле стола, опершись локтями о твердую крышку из красного дерева.
— Если вы хирург-трансплантолог, то почему не находитесь на одном из военных спутников или в госпитале на фронте? — спросила Патриция, доставая чашки из шкафчика, висящего над раковиной.
Доктор почувствовал, что земля уходит у него из-под ног.
— Не знаю, — признался он.
— Ведь сейчас идет война. — Стоя к нему спиной, она добавила: — Парня, с которым я гуляла, ранили, когда бомба ригов попала в его крейсер. Он все еще лежит в госпитале на базе.
— Что я могу сказать? Лишь то, что, возможно, вы затронули самое больное место в моей жизни. Почему в ней нет никакого смысла, хотя должен быть?
— А кого вы в этом обвиняете? Всех остальных?
— По крайней мере, тогда, когда я этим занимался, мне казалось, что поддержание жизни Джино Молинари — хоть какой-то мой вклад в общее дело.
Впрочем, как бы там ни было, но Эрик состоял при Джино не столь уж долго, к тому же получил эту работу благодаря Вирджилу Эккерману, а не собственным усилиям.
— Мне просто интересно, — пояснила Патриция. — Я подумала, что хороший хирург-трансплантолог предпочел бы отправиться на фронт, где его ждет настоящая работа.
Она налила кофе в две пластиковые чашки.
— Да, вы вполне могли так подумать, — согласился Эрик и внезапно почувствовал себя совершенно беспомощным.
Девушке было девятнадцать лет, вдвое меньше, чем ему, а она уже куда лучше понимала, что правильно и как следует поступать. Наверняка Пэт уже спланировала каждый, даже самый мельчайший шаг в собственной карьере.
— Хотите, чтобы я ушел? — спросил он. — Если так — скажите.
— Вы же только что пришли. Естественно, мне вовсе не хочется, чтобы вы уходили. Мистер Молинари не послал бы вас ко мне просто так. — Она критически разглядывала его, сидя по другую сторону стола. — Я двоюродная сестра Мэри Рейнеке, знаете?
— Да, — кивнул Эрик.
«Ты тоже крепкий орешек», — подумал он.
— Пэт, поверьте мне на слово. Сегодня я совершил нечто такое, что повлияет на судьбу каждого из нас, хотя оно никак не связано с медициной. Верите? Если да, то это хороший повод для дальнейшего разговора.
— Как скажете, — ответила она с беззаботностью подростка.
— Вы смотрели сегодня по телевидению выступление Молинари?
— Видела недавно. Мне показалось, что он как будто стал сильнее.
«Да, — подумал Эрик. — Верно сказано».
— Это хорошо, что он возвращается в прежнюю форму. Но должна признаться, что вся эта его политическая болтовня — ну, вы сами знаете, лихорадочная речь, горящие глаза — для меня чересчур монотонна. Вместо того чтобы его слушать, я включила запись. — Она оперлась подбородком на руки. — И знаете что? Мне было чертовски скучно.
В гостиной зазвонил видеофон.
— Прошу прощения. — Патриция Гэрри встала и выбежала из кухни.
Эрик сидел молча, не думая ни о чем особенном, лишь ощущая прежнюю усталость.
Вскоре Пэт вернулась.
— Это вас. Просят доктора Эрика Свитсента. Это ведь вы, верно?
— Кто звонит? — Он с трудом поднялся на ноги, чувствуя странный холодок внутри.
— Из Белого дома в Шайенне.
Он подошел к аппарату.
— Алло, Свитсент слушает.
— Одну минуту.
Экран опустел, потом на нем появился Джино Молинари.
— Увы, доктор, того рига прикончили, — начал он.
— Боже мой!
— Когда мы добрались до места, то нашли там только огромного изуродованного дохлого жука. Кто-то, наверное, видел, как вы входили в отель. Жаль, что вы сразу не забрали его с собой в корпорацию.